О Самарянине, которого в храм не пустили…

Я хочу поделиться некоторыми фрагментами из своей жизни, которые наиболее ярко показали  мне мою безбожность, безнадежность, разочарование, отчаяние, и жизненный тупик…

Но сначала поделюсь размышлениями из Евангелия от Луки, 17-й главы, 11-18 стихи: «Идя в Иерусалим, Он проходил между Самариею и Галилеею. И когда входил Он в одно селение, встретили Его десять человек прокаженных, которые остановились вдали и громким голосом говорили: Иисус Наставник! помилуй нас. Увидев их, Он сказал им: пойдите, покажитесь священникам. И когда они шли, очистились.
Один же из них, видя, что исцелен, возвратился, громким голосом прославляя Бога, и пал ниц к ногам Его, благодаря Его; и это был Самарянин.
Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? где же девять? как они не возвратились воздать славу Богу, кроме сего иноплеменника?

 

Что можно сказать про этого Самарянина?

Что Самарянин был добрый, что Самарянин полюбил Иисуса, что у Самарянина было благодарное сердце…

А я увидел здесь другое, возможно такая новая трактовка прозвучит для многих неожиданно: Самарянина в храм не пустили.

Я думаю, что он вернулся еще и потому, что его в храм не пустили.

Кто такие самаряне?

Самаряне — народ, который возник на территории Северного, или Израильского царства, в результате смешения евреев и переселенцев. Когда евреев угнали в Вавилонский плен, их города (вместе со столицей Самарией) заняли переселенцы.

Ассирийский царь приказал вернуть в Самарию одного из взятых в плен израильских священников, чтобы он научил переселенцев-язычников бояться и почитать Бога (4Цар 17:27 и далее). От языческих богов отказываться было необязательно. После возвращения из плена евреи заключали браки с переселенцами, их потомков стали называть самарянами.

Поскольку они не отрицали языческих богов, иудеи, вернувшиеся из Вавилонского плена, отказали им в участии в восстановлении храма в Иерусалиме.

Самаряне построили себе храм на горе Гаризим. Это противоречило иудейским представлениям о том, что храм может быть только в Иерусалиме. Между иудеями и самарянами возник настолько острый религиозный конфликт, что они даже не разговаривали между собой, о чем и говорит Писание, что «иудеи с самарянами не сообщаются» (Евангелие от Иоана 4:9).

 

Самарянин, по сути, «отлучен от синагоги», да и вообще он там и не был никогда. Это иноплеменник, который был далекий от храма, поэтому туда его вообще могли и не пустить.

А где же девять?

Немного у нас сегодня в нашем братстве Братских домов.  Однажды я услышал в проповеди, что служение Братских домов это …  социальное служение.  Мол, кто нам поручил это служение совершать?

Я слушаю и думаю: а не будь этого служения, сколько бы сегодня душ мы недосчитались, сколько бы голов буйных похоронено было бы в земле сырой. Просто так, ни за что. Наркомания, пьянка, эта безбожная шальная жизнь – скольких людей погубила!  А сколько сейчас, из тех, павших, но ныне прощеных грешников, святых возлюбленных, сидят и славят Бога?…

Моя жизнь протекала в очень сложных обстоятельствах. Сначала детдом.

Ни для кого это не секрет, что происходит в детских домах. Наш детдом был суровый, жесткий. Не знаю, почему, но нас сильно били, старались унизить.

Я, будучи верующим, приехал в наш детдом, спрашиваю у воспитателей: как объяснить вот такое жестокое отношение к нам? Мы же были детки, мы же были маленькие детки. Вот этими скакалками забивали нас в спортзале? Как это вообще было возможно!!?

Мне отвечают: «Мы не знаем. У нас была программа такая – ломать вашу волю, ломать вас, чтобы вы ничего своего не имели, чтобы своего мнения не было, чтобы были как … зомби».

Когда находился в местах лишения свободы, я видел много наших,  детдомовских. Когда общаемся с ними, мне рассказывают: этот от передозировки наркотиков умер, тот от пьянства, третий где-то живет в подвале,  т.д., и т.д. – вот оно ваше «зомби». А меня Господь помиловал!

Вспоминаю, как в 9 лет, мы сбежали из детдома. И однажды мы постучались в дом, в деревне, где жили немцы. И нас приняли на ночлег две бабушки. Когда мы легли там спать, я говорю друзьям: «Что-то они не спят, за шторкой шушукаются». Я по-тихому выглянул, а они на коленях стоят и молятся. Две бабушки – молятся! И одна слезы вытирает. Врезался мне вот этот эпизод в память.

В 14 лет меня посадили за кражу, и я попал в колонию для несовершеннолетних. После освобождения — полтора месяца на воле, и опять с другим сроком попал в лагеря…

Но в этом промежутке я встретился с одним верующим человеком, и он мне рассказал про крест. Я к тому времени ему пожаловался, что потерял свой нательный крестик. Он же мне рассказал, что крестик – это не та опора жизненной позиции, того основания или фундамента, на котором мне надо строить веру. Вера вообще не в этом состоит, она проявляется в не видимом.

Мне так приятно было всё это слышать, вроде бы всё понятно, но я тогда еще не осознал всего окончательно.

Осенью 1982 года я с очередным новым сроком попал в места лишения свободы. Прибыл в суровую зону в городе Белово Кемеровской области. В это время там сидел  христианин — Батурин Николай Георгиевич. Моё сердце сильно  горело, было огромное желание пообщаться с ним. Почему? Потому что, наверное, там, в зоне, баптисты часто встречались мне.

Мне дали 6 месяцев ПКТ*. Я там сильно заболел туберкулезом, и меня вывели в обычную зоновскую больничку. В то время, среди осужденных было принято поддерживать друг друга, помогать молодым, чтобы они никуда не залезли, чтобы по неопытности не сделали чего противозаконного или того, что противоречит зековским понятиям. И следил за этим в зоне так называемый «положенец**». Он настоятельно рекомендовал мне: «Нет, ты сейчас с ним не общайся, он под контролем КГБ».

Но два эпизода вспоминаются.

Был у нас арестант по имени Сергей. Однажды он обращается к Батурину: «Батя, ты мне молитву напиши «Отче наш».

Николай Георгиевич ему написал. Я жил в другом бараке, но и в этом часто находился.

Вдруг мы узнаем, что Батурину дали 15 суток карцера. Нам тогда непонятно было, за что?  Потом уже прошли годы, и я узнал, что наказание было … за эту молитву «Отче наш».

Был еще один случай, в зоновском магазине. Осужденные приходят отоварится, называют свою фамилию, тем, кому разрешено – покупают продукты. Но были и такие, кого за различные нарушения – лишали права покупать продукты и вещи первой необходимости (своего рода наказание). Когда осужденному сообщают, что он лишен права покупать – осужденный начинает посылать проклятия в адрес администрации, слышится брань, крики…

И вот подходит Николай Георгиевич. Ему ответили: «Вы лишены права покупки». А он так кротко-кротко говорит: «Спасибо». И ушел. Я смотрю и думаю: надо же, все ругаются, шумят, ногами топают, а он «спасибо».

Сейчас вы знаете, что в лагерях в основном одна молодежь. Но в то время (70-80-е годы ХХ века – прим. ред.) осужденной молодежи было очень мало.  Нас в зоне на 2500 человек было – двое 18-летних: я и один еще.

Николай Георгиевич своими голубыми и ясными глазами на меня посмотрел, с каким-то сокровенным сожалением, с какой-то бездонной грустью обо мне. Я так думаю – он обо мне и тогда помолился. И этот чистый, святой взгляд как будто бы говорил: «А ты-то юнец, что ты в этой волчьей стае делаешь? Ты-то как сюда попал, какими судьбами?». Наверное, он молился обо мне.

Я еще с одним пресвитером встретился в другой зоне – Александр Иванович Моднов – с ним тоже общались. Но у меня вопросы не насущные, не жизненные были.

Когда я пятым сроком сидел, встретился с одним человеком. Смотрю, гуляет дедушка…

Сделаю отступление. А до этого я прочитал заметку в газетах: «Группа верующих баптистов организовали детский лагерь». И написано, что троих судят: Жеребьенко, Орлов Валера и Корней Корнеевич Крекер. Ну,   прочитал, и прочитал в газетах. Помню, в камере такие рассуждения были: «Да кто они такие баптисты?». Я говорю: «Да нет, вроде так нормальные люди, страдают. За принципы свои, за святые идеи страдают». Были сторонники, были и противники действий баптистов. Я был в числе сторонников.

… на бирке написано: «Крекер К.К.». Я подхожу, говорю:

— Бать, это вы тот Крекер, который под Новосибирском организовали детский лагерь, и вас за это судили, про вас  много написали – в четырех газетах, в т.ч. в газете «Советская Сибирь»?

— Да, это я, — говорит.

— У меня такой, знаете, кризис в жизни – 25 лет, — говорю ему, — … сейчас пятая судимость. Ни кола, ни двора, ни Родины, ни флага. Вообще я круглый сирота, ни стыда, ни совести, ни отца, ни матери. Как жить дальше? Казалось бы, в 14 лет – ну взяли, освободили бы меня, может быть я взялся бы за ум. Нет, дали же 3 года. Ну, какая-то такая жестокость, за что? Как вы смотрите? Вот вы святой человек. Вы, наверное, имеете общение с Богом, контакт какой-то у вас с Ним есть. А у меня этого контакта нет. Но ответ я хочу получить от Него. Вот вы, как представитель неба, представитель вот этого Бога, скажите мне, а почему у меня вот так? Такой тупик страшный.

–  Ты можешь вот так, всё, что ты сказал, Иисусу сказать? – спрашивает он.

– А как ему сказать?

–  Просто, склонившись на колени, сказать: «Господи, почему у меня так все в жизни?»…

Это был 1987-й год.

В 1988 году меня отправили в другую колонию. И в этой же колонии в 1989 году братья приезжают с благовестием.

Я вышел с очередного ПКТ. Вижу на клубе объявление, которое сообщает, что в зону приезжают «баптисты с концертом».

И у меня внутреннее такое побуждение проговорило: «Это для тебя. Это приехали только для тебя».

Я еще так подумал: «1800 человек в этой зоне, чем я отличаюсь от них – такой же грешник, такой же потерянный, только вот из ПКТ вышел, друзья встречают. А что тут для меня?».

И у меня вторичное внутреннее расположение, побуждение громко проговорило в совести моей: «Это для тебя. Это Я, любя, заботясь о тебе и прислал людей для тебя».

18 сентября 1989 года. Зашел я в этот зал. Там – 1500 человек. Полный клуб заключенных.

Это, конечно, удивительно, но у нас в Сибири очень много братьев-узников отбывали сроки. И те, кто с ними общались – многие сегодня примирились с Богом.

Сейчас мы слышим: если брат из Сибири, то обязательно с кем-то из братьев-узников сидел.  И действительно, многие были знакомы. И хотя баптистов притесняли — они были такие непреклонные. У них была своя идея, и за эту идею они на смерть были готовы. Это порой было не понятно заключенным, но воспринималось правильно.

И поэтому когда узнали, что в зону приезжают баптисты, да еще «с концертом» — пришли многие.

Зашли в зал. Молодежь сидит – так, как у нас сейчас. Я смотрю, Корней Корнеевич сидит среди них. Я другу говорю:

– Вот с этим дедом сидел 2 года сейчас на «пятерке».

– Да ты что!? – удивляется друг.

– Да, он за веру три срока отсидел – учитель истории, учитель немецкого языка, учитель русского языка – отсидел три срока за веру в Бога.

После собрания я к нему подошел:

– Корней Корнеевич, помните меня?

– Витя, ты все еще здесь что ли? – по отечески спрашивает он.

– Здесь,- отвечаю, — Так мне еще 4 года осталось до конца срока.

– А ты помнишь, о чем мы говорили? Молиться начал? – спрашивает он меня.

– Да нет, — говорю, — я грешу. Элементарно, я курить не могу бросить. Хочу – не могу. Сейчас процесс, болезнь идет. Сейчас только с ПКТ вышел, даже не знаю, как.

– Когда молиться начнешь? – спрашивает он так ласково, по-отцовски.

Ну, мне приятно было, что вот так по-отцовски со мной… Он меня не отослал, как те фарисеи Самарянину сказали: «ты-то сюда что пришёл?».

Отца у меня не было никогда. Я не знаю, кто такой отец. А он мне говорит: «Вспомни то, о чем сокровенном мы тогда говорили – начни молиться».

Я начал, прошел еще год, и в апреле 1990 году,  я в апреле месяце примирился с моим Господом Иисусом Христом.

После освобождения Господь дал мне жену, детей.

Жену я тоже в зоне увидел. Приехали к нам в 1992 году с оркестром группа молодежи. Я ее заметил, Надюшку. Нашему пресвитеру Корнею Корнеевичу (это уже «молодому» Корнею – сыну того узника) говорю: «Слушай, брат, сестричка на пианино играет, она мне очень понравилась, интересная евреечка».

Корней говорит: «Освободишься, крещение примешь,  поженишься, нормально все будет». Корней немножко у нас с юмором, с  добрым юмором.

В 1993 году она приехала на регентские курсы – и я сделал ей предложение, но она мне дала отказ..

Там была другая сестра, а они давние подружки.

– Мне брат предложение сделал, — делится она с подругой новостью.

– И мне тоже сделал предложение, — Надя моя говорит.

– Да так-то все хорошо, да он только из зоны освободился.

– Да? И который мне сделал предложение, тоже из зоны освободился.

– Ну, пойдем к Пушкову подойдем – он же сидел, знает, что за люди-то.

– Ну, подойдем.

Подошли к Евгений Никифоровичу Пушкову.

Пушков выслушал их и говорит:

–  Сестры, хорошее дело, это же просто хорошее дело. Слава Богу, слава Богу!

– Да так-то все ничего, да только они оба из тюрьмы освободились, – говорят сёстры.

– А, с тюрьмы? Ой, сестры, это же такие артисты, такие артисты….

Она приехала с курсов и  дала мне отказ…

Корней говорит: «Ты год подожди, помолись».  Я говорю: «Да нет, мне Господь открыл по слову, что это моя жена. Тут просто недоразумение какое-то произошло». Я же не знал, что она беседовала с Евгением Никифоровичем.

Я вторично к ней подошел и она всё же дала согласие. Слава Богу, Господь дал 5 сыновей и девочку одну. Двое – уже члены Церкви у нас. Ну, слава Богу, что так все получилось.

Один брат сказал, что служение с зависимыми — это благословенное служение! Но для нас, братья, это такая остановка добрая, хорошая, позитивная остановка, чтобы нас вернуть в реальность…

Есть история про одного богатого человека. Периодически он заходит в отдельную комнату, там стоит шкаф, он его открывает и смотрит в него. Его слуга однажды его спросил: «А что ты туда всегда смотришь?». И этот очень богатый человек… отвечает: «А я смотрю на рубище – на те рванные и старые одежды, которые были на мне, когда я был бедный. Чтобы мне не забыть, кем я был».

Чтобы нам, братья, не забывать какими грешниками мы ранее были и видеть таких же, которых никакая система (порой даже христианская) не принимает, ну не принимает, как того Самарянина, будем вспоминать и свои «рубища».

А мы, чтобы не были в системе, находить вот эти ключики – к Лёне, к Вите – общения, нахождения контактов, не пренебрегая, не умаляя, потому что искуплены кровью Иисуса Христа.

Слава, благодарение нашему Господу! Благослови нас Господь и дальше, чтобы мы вдохновлялись, воодушевлялись, чтобы благодать Божья наполнила нас с преизбытком полным, чтобы мы были способны совершать то, что с нами совершил Господь! Передать то (как было прочитано), что Господь вложил в нас.

---

* ПКТ – аббревиатура «помещение камерного типа». По сути: тюрьма в тюрьме: карцер для особо злостных нарушителей внутреннего порядка. Применяется как наказание осужденного и изоляция его на определенный период от других осужденных (на срок от 3 мес.)

** «Положенец» —  на воровском жаргоне в криминальной иерархии человек, назначаемый «вором в законе» и имеющий право принимать решения в его отсутствие и от его имени, как правило, для поддержания правильного (с точки зрения осужденных) поведения в среде заключенных.